11.03.2018

Тартюф и пустота

Режиссер Павел Сафонов хотел победить рутину, царящую в Театре на Малой Бронной. Но Малая Бронная победила его.
Лет десять назад молодой и вполне успешный артист Вахтанговского театра Павел Сафонов попробовал себя в режиссуре. Постановщиком он оказался неровным: удачи («Сны Родиона Романовича» в «Товариществе 814») и полуудачи («Чайка» на Малой сцене Вахтанговского) соседствовали с откровенными провалами и пустотой, тщательно замаскированной под гламур. Главная мизансцена ранних спектаклей Сафонова — дефиле красиво одетых актрис под тревожную музыку с замиранием у рампы и долгими взглядами вдаль.
Со временем режиссер усвоил, что в актуальном искусстве гламур уступает место гротеску. Дефиле в начале его «Тартюфа» больше напоминает парад персонажей из «Дяди Вани» Римаса Туминаса или даже антре из «Принцессы Турандот». Словом, режиссура Сафонова льнет к вахтанговским корням.
Ощущение усиливают костюмы Евгении Панфиловой: модные, но с намеком на эпоху Мольера, они едва заметно меняют пропорции, чуть окарикатуривая героев. Художник Николай Симонов оставил сцену почти пустой. Слева — светлая стена деревянного дома, слегка стилизованная под XVII век, но в стене сделаны ящики, так что это и дом, и комод одновременно. Интерьер заменяют светлые кубы-табуреты и большой черный шкаф (поклон сценографу «Дяди Вани» Адомасу Яцовскису), из которого выходит Тартюф.
В этой стильно оформленной пустоте появляется семейство Оргона, марширующее на полусогнутых вслед за старой госпожой Пернель — под глумливую музыку Фаустаса Латенаса.
Вся эта псевдовахтанговская конструкция начинает рассыпаться с первых реплик, в которых ханжа Пернель (Анна Антоненко-Луконина) раздает домочадцам словесные «тумаки». Эффектно помаршировать — еще куда ни шло, а вот гротескно сыграть — этим на Бронной не сильны. Еще меньше удается диалог Оргона (сериальная звезда Александр Самойленко пришел в труппу четыре года назад) и Клеанта (Владимир Яворский). Руки Оргона заняты сучковатой палкой в горшке, которую он по прихоти режиссера лелеет как комнатный цветок — вот так же он принимает прохвоста Тартюфа за святого. Этой нехитрой метафоры оказывается недостаточно для слишком длинной сцены, и потому Клеант, пытаясь вразумить шурина, для пущей убедительности срывает с себя парик и принимается топтать его ногами. Процедура повторяется трижды.
Вообще, главный режиссерский принцип в «Тартюфе» — спрятать отсутствие общего смысла и растерянность перед большими монологами за нелепыми физическими действиями, вызывающими в зале смех. Действия повторяются, пока публике не становится неловко.
Но хороший актер не может терпеть пустоты. Агриппина Стеклова, приглашенная на роль служанки Дорины, самоотверженно пытается заполнить ее собою. С ней происходит то, что обычно случается с человеком, в одиночку решившим вывезти воз: она кричит как подорванная, встряхивает роскошной гривой, хрипит и бьется, облекая свои мучения в форму грубейшего фарса. В результате кричать начинают все — милая и тоже рыжая Мариана, ее брат Дамис, ее жених Валер… Когда на сцену выходит приглашенный на роль Тартюфа Виктор Сухоруков: детская непосредственность движений, светлая улыбка, скошенный к переносице взгляд и красный язык муравьеда (язык деловито подбирает капли вина с края бокала), — Дорина, почувствовав подмогу, сразу утихает.
Постановку можно было бы спасти, догадайся Мольер вывести Тартюфа чуть раньше и оставить на сцене подольше (не догадался: видимо, его труппа играла ровнее, чем команда Павла Сафонова). Но к появлению Тартюфа спектакль уже несется без руля и ветрил — ни Сухоруков, ни неожиданно тонко подыгравший ему Александр Самойленко не могут ничего исправить.
Не спасает и эффектный финал: едва разоблаченного Тартюфа уводят, как он появляется снова, паря над сценой в огромном желтом одеянии, словно «король-солнце». Метафора хороша: на каждого тартюфа найдется тартюф посильнее. Но недаром же режиссер и актеры три часа приучали зал к дурацким хохмам — ее мало кто считывает.
Бог знает, почему Сафонову на этот раз не удалось придумать ничего стоящего, кроме пролога и эпилога. И почему «заезжие» звезды так быстро переняли худшие местные штампы, а не наоборот. Остается списать все на мистические свойства здания на Малой Бронной. Это, мол, такая черная дыра (в начале 1980-х тут «съели» самого Анатолия Эфроса, а в 1990-е — Сергея Женовача), в которой гибнут все благие начинания.
Эксперт, 21 ноября 2011 года
https://bravo.israelinfo.co.il/announce/59240
ФОТО - ВИДЕО